К чему снятся яблоки марине
Алёна Жукова
К чему снились яблоки Марине
Сказки
Страшная Маша
Ее никто не любил, кроме, конечно, мамы и бабушки, а что им оставалось делать – такая уродилась, а вот папа не выдержал, сбежал. Мама говорила, что ни один мужик с таким чудовищем в одном доме находиться не сможет.
– Вся в деда своего ненормального, – бурчала бабушка, – крикливый был, вредный. Хорошо, что помер при социализме, царство ему небесное, а то сегодня бы по митингам бегал, с коммунистами затрапезными глотку бы драл. А тебе чего орать? – спрашивала она, переворачивая с животика на спинку шумную черноглазую девочку. – В тепле, в сухости, накормленная, умытая. Ну чего плакать-то?
По поводу сбежавшего зятя у бабушки тоже была своя версия, которую она громко излагала в ежедневных перепалках с дочкой. Машку, внучку, она в крайние не записывала, но при этом странным образом все же числила ее одним их факторов развода. Вот, если бы ребеночка не нагуляли – свадьбу бы не сыграли. Значит, все-таки виновата Маша – не собирайся она появиться на свет, может, ее мама Наташа и папа Саша, нагулявшись вдоволь по студенческим пирушкам, накувыркавшись в постели и натанцевавшись в клубах, спокойно расстались бы, не отягощенные неудачным семейным и родительским опытом. Наташа могла бы продолжать ежегодно поступать в Театральный институт, в надежде бросить свой надоевший Технологический, а Саша мог бы всерьез задуматься о большой науке и как минимум сдать кандидатские. С рождением Машки их беспечность в отношении дня сегодняшнего и энтузиазм по поводу дня завтрашнего немного поубавились.
Наташа и прежде не умела подолгу находиться в доме. Всегда ходила по квартире, как неприкаянная. Насиженным местом был диван с тумбочкой для телефона. На ней, кроме нагретой ухом трубки, валялись огрызки яблок, косметика и сигареты. Еще таким местом была ванная, где она могла часами отмокать, умудряясь листать конспекты и что-то жевать. Саша, наоборот, поселившись у них, сразу наполнил собой тесное пространство двухкомнатной квартиры. Он был домосед, а Наташку отпускал на все четыре стороны: куда она денется на шестом месяце, с животом, торчащим на щуплом теле, как футбольный мяч? Но когда Маша вылезла из Наташи и заголосила, то всем вокруг захотелось выйти из дому по неотложным делам. Наташа перешла на вечерний и стала лучшая на курсе по посещаемости. Саша ночами просиживал в лаборатории, а бабушка Вера заявила, что им в няньки не нанималась и у нее есть своя личная жизнь. Все вокруг ругались, ссорились, а Машка дрыгала ногами, пускала слюни и ревела. А как она еще могла выразить свое возмущение – никто не желал с ней возиться. Всем и всегда хотелось видеть ее только спящей. И говорили они одно и то же: «Ну, просто ангел, когда спит зубами к стенке!»
После того как мама с папой доругались на почве распределения родительских обязанностей до развода, бабушка Вера отменила свою личную жизнь и взялась за внучку, но было уже поздно. Маше исполнилось три, но толком она ничего не говорила, только мотала головой, как ослик, мычала и ныла. Успокаивалась, когда надевали ей на голову наушники и ставили аудиосказку или просто музыку.
Врачи забили тревогу давно. Еще на первой неделе жизни патронажная сестра, ощупав младенца, заявила, что у ребенка слабый тургор, бледность тканей и нечетко выражен хватательный рефлекс. Нет ли в роду шизофреников? Бабушка Вера многозначительно усмехнулась и посмотрела на зятя. Это не осталось незамеченным, и, как только медсестра ушла, начался скандал. Все громко и долго ругались, а Маша старалась их перекричать. Через два года районный педиатр нашел у девочки все признаки запущенного рахита и послал к невропатологу. Возмущенный таким диагнозом невропатолог назвал самого педиатра рахитом и послал на энцефалограмму. Машу так и сяк вертели, просвечивали, прощупывали, простукивали, но безрезультатно. Все было в норме, а девочка не бегала, не прыгала, ходила медленно и часто, замирая, останавливалась, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Если кто-то пытался вывести ее из этого ступора, начинала орать. Очень неприятно было смотреть, как ребенок сидит часами, уставившись в одну точку, по-старушечьи мусоля в руках кончик какой-нибудь тряпочки, все равно, платьица или скатерти, и беззвучно шевелит губами. В детский сад Машу приводили всегда зареванную, задыхающуюся от страха. Заведующая садиком заканчивала педагогический и поначалу заинтересовалась Машенькой. Но, испробовав все перечисленные в учебнике методики и не добившись ничего, кроме глухого молчания, к девочке охладела. А после одной неприятной истории посоветовала перевести ее в любое другое, а лучше специализированное детское учреждение, как несовместимую с нормальными детьми. Дело было в том, что Маша, обычно не говорящая ни слова, обозвала воспитательницу сукой и прокусила до крови руку. Случилось это в середине лета.
Старшая группа вышла на прогулку. Жара расплавила асфальт, высушила траву. В сквере, где обычно выгуливали детсадовских, достраивали к уже существующему ряду торговых ларьков новые будки. Горячий воздух был пропитан запахами стройки, но самый ядовитый шел от большущей бочки зеленой краски, которая стояла у дерева. Ни пыль, ни вонь не могли повлиять на решение воспитательницы перейти в другую часть сквера – она пришла сюда на встречу с любимым. Его звали Маратик, и был он прорабом на строительстве данного объекта. Познакомились неделю назад, когда материалы завезли, а потом, как только поставили строительный вагончик, сошлись ближе некуда. Восточная любвеобильность замученного семейной жизнью прораба и молодая похотливость одинокой Таньки творили чудеса. Роскошество бело-розового суфле Танькиных ляжек потрясло воображение седеющего ловеласа. Ему нравилось тихонько подкрадываться к Татьяне Олеговне и, прикладывая палец к губам, чтобы детишки не выдали, щипать ее за попу. Она вскрикивала, дети покатывались со смеху. Марат им нравился. Он угощал конфетами и уводил воспитательницу ненадолго в вагончик. Таня, выставив лицо в окно, а другую, противоположную часть тела под страстный и жесткий напор джигита, внимательно наблюдала за детьми. И случись что или даже не случись, а возникни опасная ситуация, Таня, натянув трусы, через секунду была бы возле детей. Упрекнуть ее в безответственности никто бы не смог. Но Таня на этот раз не рассчитала. Когда, закатив глаза на подходе к оргазму, она потеряла из виду небольшую группу детей, как раз и произошла эта неприятность. Дети зашвырнули воланчик на дерево, под которым стояла бочка с краской. Никто не решался его достать, хотя висел он низко, если встать на бочку, легко рукой дотянешься, но Татьяна Олеговна запретила туда подходить. Решили сбить его палкой, не получилось, тогда Маша, которая всегда была в стороне от коллектива, вдруг подошла вплотную к бочке и легко на нее взобралась. Крышка под ногой, обутой в коричневый сандалик, пошатнулась и съехала в сторону. Маша потеряла равновесие и провалилась внутрь бочки. Ей повезло, что краски там было на треть, но и того хватило, чтобы покрыть девочку почти по грудь. Дети закричали, а Таня вылетела из вагончика, не успев получить того, за чем туда ходила. Марат очумел от молниеносного исчезновения женщины, которая секунду назад так удобно притерлась и вдруг соскочила, оставив торчать в пустоте его распаленный отросток. Он раздумывал, стоит ли ждать Татьяну, но, выглянув в окно, быстро затолкал его в штаны и бросился на помощь.
Таня приказала всем детям сесть на корточки и не вставать. Она наклонилась над бочкой и заорала на Машу так, что с соседних деревьев слетели воробьи. Маша закрыла глаза, чтобы не видеть перекошенное злобой лицо воспитательницы.
– Тебе кто разрешил сюда подходить! Ты что, русского языка не понимаешь! Теперь будешь сидеть тут до ужина, пока родители за тобой не придут. Ты хоть понимаешь, во что ты превратилась, тебя же теперь не отмыть! Господи, что за наказание! Не ребенок, а черт какой-то.
Источник
Любой взрослый знает, что сказка – ложь. Любой взрослый скажет, что чудес не бывает.
Но каждому из нас свойственно в трудные моменты надеяться на чудо…
В книге Алены Жуковой есть СКАЗКИ и НЕ СКАЗКИ.
Вначале идут сказки. Вдруг из унылой и безнадежной реальности, когда уже кажется, что счастливый конец ну никак не возможен, рождается чудо: девочка Маша начинает предсказывать события, а еще видеть болезни и рисовать их в виде червячков, невзрачные старые ножницы делают сами собой чудесные прически, а диван, который притащил хозяин со свалки, начинает «вмешиваться» в его жизнь, и счастливым образом она устраивается, ангелы наблюдают со стороны за жизнью героев, комментируют их поступки, а иногда и вмешиваются, спасая их. Все это вместе создает атмосферу кипучести жизни и позитива, когда понимаешь: удивительное рядом.
В рассказах Алены Жуковой присутствуют черты, характерные для того, что принято называть «женской прозой». Круг тем – любовь, семья, дети, связь поколений. Сюжет – бытовая история, тоже взятая из жизни, будто подсмотренная или услышанная. Герои ее, в основном женщины, но есть и мужчины, все сплошь находятся в жизненном тупике: неустроенность в личной жизни, сожаление о прошлом, мечты о несбывшемся. Налицо фольклорные мотивы, – жанр сказки. А вообще-то, на мой взгляд, это качественная проза.
Возникали сравнения с мистическими новеллами Л.Петрушевской. Вспомнился сборник «Два царства». Но от нее автора отличает более мягкий стиль, нет иронии, так свойственной Петрушевской, режущих глаз натуралистических подробностей. Жукова относится к героям с пониманием, прощая им их небольшие слабости. И потом, это же СКАЗКИ, здесь и должно быть место доброте и романтике!
У Жуковой своя, неповторимая интонация и она ей не изменяет. То, что автор как писательница только начинает набирать обороты, тоже заметно по небольшому набору выразительных средств. Она, например, избегает диалогов, описаний природы, детальных характеристик. Язык простой, без изысков, но точный и лаконичный. Пишет ровно, сдержанно. Но, удивительным образом ,хочется читать дальше и дальше! Есть в них своеобразное обаяние… Это вызвано, может быть, внутренним волнением автора. Слышится в прозе биение ее сердца… Да, пожалуй ,так.
Среди НЕ СКАЗОК понравился рассказ «Мадам Дубирштейн». Мастерство писательницы несколькими лаконичными фразами рассказать о многом проявилось здесь в полной мере. Она сумела в этом небольшом рассказе осветить всю долгую и нескладную жизнь героини, в которой были и революция, и сталинские репрессии, потеря близких, война, долгое одиночество, а потом и смерть. По ходу были затронуты и многие другие темы, а в их числе коммунальный быт, душевная глухота, подлинная порядочность и милосердие.
Следующий за ним рассказ, давший название сборнику, понравился много меньше. Задуман был интересно, но получился каким-то невнятным, будто сырой еще. Да, кстати, если верить толкователям снов, яблоки снятся к переменам в семейной жизни=)
Во второй части расширился круг тем и проблем. Это большие, общечеловеческие темы. Такие как Великая Отечественная ( рассказ «Война, Любовь и Надежда»), но автор остается верной себе – показывает их в преломлении семейной жизни героев, через историю жизни обычной семьи, отдельного человека, где, не смотря ни на что, верят и ждут, надеясь на чудо.
Если в рассказах первой части все парадоксальным образом заканчивается хорошо, то во второй все наоборот. Оптимизма это не прибавляет. Приходишь к выводу, что без вмешательства высших сил невозможно счастье и просто покой:(
В целом, у меня осталось хорошее впечатление от книги. Буду всем ее рекомендовать. Может быть перечитаю когда-нибудь еще раз.
Источник
Алена Жукова. «К чему снились яблоки Марине»
Опубликовано в журнале Зинзивер, номер 3, 2011
Критика
Алена Жукова. «К чему снились яблоки Марине». – М.: «Эксмо», 2010
Есть в мужском обиходе тост со сказочным сюжетом (о пертурбациях лягушки в красну девицу) и «с перчиком»: «За жен, которые верят в сказки!».
Я бы на месте сильного пола поднимала тост за женщин, которые умеют сочинять сказки! Ведь сказка – это лучшие мечты человечества, это территория безусловной победы добра над злом, это край, где каждый получает по заслугам. Сказка – это безоблачное детство человека, куда тянет даже взрослого, если он утомлен действительностью – точно к материнской руке за бескорыстной лаской. И пусть скептики говорят, что сказка – это «как должно быть, но никогда не бывает». Бывает! Если, конечно, сказку придумал талантливый писатель.
Хорошо, что есть род сказочников, пишущих занимательные и добрые истории, адресованные и детям, и взрослым. Передо мной – книга современной «сказительницы» Алены Жуковой «К чему снились яблоки Марине». Книга Алены Жуковой обращена не к детям. Разве только к тому «внутреннему ребенку», которого знаменитый психоаналитик Карл Густав Юнг усматривает в каждом взрослом. Это, условно говоря, «взрослые сказки», действительно, густо замешанные на психоанализе, играх подсознания, тайных желаниях и нереализованных мечтах. Писательница разделила книгу малой прозы на две примерно равные части, назвав их «Сказки» и «Не сказки». Но разницы, на мой взгляд, между теми и другими нет. В «Сказках» присутствует откровенный чудесный элемент – то волшебные ножницы, то умение «видеть насквозь», то диван, навевающий вещие сны. Но сказать, что «Не сказки» лишены фантастического начала, тоже нельзя. Просто там фантастика, так сказать, «бытовая» – счастливые случаи, удивительные совпадения… Есть даже современное непорочное зачатие – разве не сказочный сюжет? Даже мифологический! Как и другая аллюзия к античному мифу о переправе через реку… сами понимаете, какую…
Но не диковины объединяют истории Алены Жуковой в книгу качественных сказок «для тех, кому за…». В них всех работает принцип, сформулированный еще Пушкиным: «Сказка – ложь, да в ней намек!». Потому я упорно называю эти произведения сказками, а не, допустим, рассказами в духе турбореализма. Ведь любая сказка – при всей своей непосредственности – повествование наставительное. И только сказкам наставительность в литературе прощается.
В большинстве сказок Алены Жуковой проводится отчетливая мысль, что необходимо внимать знакам судьбы, подсознания либо какого-то Вселенского Разума. Высший разум или наше собственное «я» точно знают, что нам нужно, чтобы стать счастливыми. Пусть счастье иной раз выражается конкретно – в виде успеха, достижения намеченной грубо материальной цели – но и то людям хватит неразумия, чтобы пройти мимо него в суете будней, кажущихся бесконечными. Это нынешние сказки, втиснутые в прокрустово ложе узнаваемой современности – и ломающие его своей вопиющей алогичностью! Наивысшим счастьем может представать даже… смерть, как в рассказе, что называется так же, как вся книга. Вообще, может показаться, что смерть – частая гостья в историях Алены Жуковой. Но почему-то в изображении этой одаренной писательницы она вовсе не страшная… вон, яблоками угощает…
Даже истории не с волшебным сюжетом оставляют чувство, будто в сказке побывал; даже грустные рассказы полны загадочного света. Это ли не намек, что все будет хорошо?.. Пусть даже не в этой жизни. Но и другая придет.
Елена САФРОНОВА
Следующий материал
Марк Саньоль. «Места странствий»
Критика Марк Саньоль. «Места странствий». – М.: «Комментарии», 2010 saisis une derniиre fois cette main qui s’йchappe qui s’ouvre qui se tend et tend а disparaоtre эта рука в последний…
Источник
Алёна Жукова
К чему снились яблоки Марине
Сказки
Страшная Маша
Ее никто не любил, кроме, конечно, мамы и бабушки, а что им оставалось делать – такая уродилась, а вот папа не выдержал, сбежал. Мама говорила, что ни один мужик с таким чудовищем в одном доме находиться не сможет.
– Вся в деда своего ненормального, – бурчала бабушка, – крикливый был, вредный. Хорошо, что помер при социализме, царство ему небесное, а то сегодня бы по митингам бегал, с коммунистами затрапезными глотку бы драл. А тебе чего орать? – спрашивала она, переворачивая с животика на спинку шумную черноглазую девочку. – В тепле, в сухости, накормленная, умытая. Ну чего плакать-то?
По поводу сбежавшего зятя у бабушки тоже была своя версия, которую она громко излагала в ежедневных перепалках с дочкой. Машку, внучку, она в крайние не записывала, но при этом странным образом все же числила ее одним их факторов развода. Вот, если бы ребеночка не нагуляли – свадьбу бы не сыграли. Значит, все-таки виновата Маша – не собирайся она появиться на свет, может, ее мама Наташа и папа Саша, нагулявшись вдоволь по студенческим пирушкам, накувыркавшись в постели и натанцевавшись в клубах, спокойно расстались бы, не отягощенные неудачным семейным и родительским опытом. Наташа могла бы продолжать ежегодно поступать в Театральный институт, в надежде бросить свой надоевший Технологический, а Саша мог бы всерьез задуматься о большой науке и как минимум сдать кандидатские. С рождением Машки их беспечность в отношении дня сегодняшнего и энтузиазм по поводу дня завтрашнего немного поубавились.
Наташа и прежде не умела подолгу находиться в доме. Всегда ходила по квартире, как неприкаянная. Насиженным местом был диван с тумбочкой для телефона. На ней, кроме нагретой ухом трубки, валялись огрызки яблок, косметика и сигареты. Еще таким местом была ванная, где она могла часами отмокать, умудряясь листать конспекты и что-то жевать. Саша, наоборот, поселившись у них, сразу наполнил собой тесное пространство двухкомнатной квартиры. Он был домосед, а Наташку отпускал на все четыре стороны: куда она денется на шестом месяце, с животом, торчащим на щуплом теле, как футбольный мяч? Но когда Маша вылезла из Наташи и заголосила, то всем вокруг захотелось выйти из дому по неотложным делам. Наташа перешла на вечерний и стала лучшая на курсе по посещаемости. Саша ночами просиживал в лаборатории, а бабушка Вера заявила, что им в няньки не нанималась и у нее есть своя личная жизнь. Все вокруг ругались, ссорились, а Машка дрыгала ногами, пускала слюни и ревела. А как она еще могла выразить свое возмущение – никто не желал с ней возиться. Всем и всегда хотелось видеть ее только спящей. И говорили они одно и то же: «Ну, просто ангел, когда спит зубами к стенке!»
После того как мама с папой доругались на почве распределения родительских обязанностей до развода, бабушка Вера отменила свою личную жизнь и взялась за внучку, но было уже поздно. Маше исполнилось три, но толком она ничего не говорила, только мотала головой, как ослик, мычала и ныла. Успокаивалась, когда надевали ей на голову наушники и ставили аудиосказку или просто музыку.
Врачи забили тревогу давно. Еще на первой неделе жизни патронажная сестра, ощупав младенца, заявила, что у ребенка слабый тургор, бледность тканей и нечетко выражен хватательный рефлекс. Нет ли в роду шизофреников? Бабушка Вера многозначительно усмехнулась и посмотрела на зятя. Это не осталось незамеченным, и, как только медсестра ушла, начался скандал. Все громко и долго ругались, а Маша старалась их перекричать. Через два года районный педиатр нашел у девочки все признаки запущенного рахита и послал к невропатологу. Возмущенный таким диагнозом невропатолог назвал самого педиатра рахитом и послал на энцефалограмму. Машу так и сяк вертели, просвечивали, прощупывали, простукивали, но безрезультатно. Все было в норме, а девочка не бегала, не прыгала, ходила медленно и часто, замирая, останавливалась, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Если кто-то пытался вывести ее из этого ступора, начинала орать. Очень неприятно было смотреть, как ребенок сидит часами, уставившись в одну точку, по-старушечьи мусоля в руках кончик какой-нибудь тряпочки, все равно, платьица или скатерти, и беззвучно шевелит губами. В детский сад Машу приводили всегда зареванную, задыхающуюся от страха. Заведующая садиком заканчивала педагогический и поначалу заинтересовалась Машенькой. Но, испробовав все перечисленные в учебнике методики и не добившись ничего, кроме глухого молчания, к девочке охладела. А после одной неприятной истории посоветовала перевести ее в любое другое, а лучше специализированное детское учреждение, как несовместимую с нормальными детьми. Дело было в том, что Маша, обычно не говорящая ни слова, обозвала воспитательницу сукой и прокусила до крови руку. Случилось это в середине лета.
Старшая группа вышла на прогулку. Жара расплавила асфальт, высушила траву. В сквере, где обычно выгуливали детсадовских, достраивали к уже существующему ряду торговых ларьков новые будки. Горячий воздух был пропитан запахами стройки, но самый ядовитый шел от большущей бочки зеленой краски, которая стояла у дерева. Ни пыль, ни вонь не могли повлиять на решение воспитательницы перейти в другую часть сквера – она пришла сюда на встречу с любимым. Его звали Маратик, и был он прорабом на строительстве данного объекта. Познакомились неделю назад, когда материалы завезли, а потом, как только поставили строительный вагончик, сошлись ближе некуда. Восточная любвеобильность замученного семейной жизнью прораба и молодая похотливость одинокой Таньки творили чудеса. Роскошество бело-розового суфле Танькиных ляжек потрясло воображение седеющего ловеласа. Ему нравилось тихонько подкрадываться к Татьяне Олеговне и, прикладывая палец к губам, чтобы детишки не выдали, щипать ее за попу. Она вскрикивала, дети покатывались со смеху. Марат им нравился. Он угощал конфетами и уводил воспитательницу ненадолго в вагончик. Таня, выставив лицо в окно, а другую, противоположную часть тела под страстный и жесткий напор джигита, внимательно наблюдала за детьми. И случись что или даже не случись, а возникни опасная ситуация, Таня, натянув трусы, через секунду была бы возле детей. Упрекнуть ее в безответственности никто бы не смог. Но Таня на этот раз не рассчитала. Когда, закатив глаза на подходе к оргазму, она потеряла из виду небольшую группу детей, как раз и произошла эта неприятность. Дети зашвырнули воланчик на дерево, под которым стояла бочка с краской. Никто не решался его достать, хотя висел он низко, если встать на бочку, легко рукой дотянешься, но Татьяна Олеговна запретила туда подходить. Решили сбить его палкой, не получилось, тогда Маша, которая всегда была в стороне от коллектива, вдруг подошла вплотную к бочке и легко на нее взобралась. Крышка под ногой, обутой в коричневый сандалик, пошатнулась и съехала в сторону. Маша потеряла равновесие и провалилась внутрь бочки. Ей повезло, что краски там было на треть, но и того хватило, чтобы покрыть девочку почти по грудь. Дети закричали, а Таня вылетела из вагончика, не успев получить того, за чем туда ходила. Марат очумел от молниеносного исчезновения женщины, которая секунду назад так удобно притерлась и вдруг соскочила, оставив торчать в пустоте его распаленный отросток. Он раздумывал, стоит ли ждать Татьяну, но, выглянув в окно, быстро затолкал его в штаны и бросился на помощь.
Таня приказала всем детям сесть на корточки и не вставать. Она наклонилась над бочкой и заорала на Машу так, что с соседних деревьев слетели воробьи. Маша закрыла глаза, чтобы не видеть перекошенное злобой лицо воспитательницы.
– Тебе кто разрешил сюда подходить! Ты что, русского языка не понимаешь! Теперь будешь сидеть тут до ужина, пока родители за тобой не придут. Ты хоть понимаешь, во что ты превратилась, тебя же теперь не отмыть! Господи, что за наказание! Не ребенок, а черт какой-то.
Марат подошел сзади, легко потерся о Танькино бедро, но, когда увидел несчастного ребенка на дне бочки, тихо присвистнул:
– Надо вынимать.
– Пусть посидит, подумает о своем поведении, – строго ответила Татьяна.
– Краска плохая, дешевая, ядовитая сильно. Нельзя девочке так сидеть, плохо будет.
– Ну, куда ты полезешь, Маратик, испачкаешься. Мы домой ей позвоним, пусть мама полюбуется.
– Слушай, зачем говоришь так? Пока ее мама доедет, девочка заболеть может. Отойди, сам выну.
Марат сбросил с плеч рубашку, обнажив седеющую мохнатость груди, и, подхватив Машу под мышки, выдернул на поверхность. Один сандалик утонул в ядовитой жиже, но это было малозаметно, поскольку теперь казалось, что Маша одета в сплошной зеленый комбинезон, заканчивающийся чуть повыше пояса.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь.
Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Источник