Все что снится мнится мне
Эдгар Аллан По (Edgar Allan Poe)
Сон во сне
Пусть останется с тобой
Поцелуй прощальный мой!
От тебя я ухожу,
И тебе теперь скажу:
Не ошиблась ты в одном, –
Жизнь моя была лишь сном.
Но мечта, что сном жила,
Днём ли, ночью ли ушла,
Как виденье ли, как свет,
Что’ мне в том, – её уж нет.
Всё, что зрится, мнится мне,
Всё есть только сон во сне.
Я стою на берегу,
Бурю взором стерегу.
И держу в руках своих
Горсть песчинок золотых.
Как они ласкают взгляд!
Как их мало! Как скользят
Все – меж пальцев – вниз, к волне,
К глубине – на горе мне!
Как их бег мне задержать,
Как сильнее руки сжать?
Сохранится ль хоть одна,
Или все возьмёт волна?
Или то, что зримо мне,
Всё есть только сон во сне?
Перевод К. Бальмонта
Поцелуй прощальный мой
в час разлуки роковой
я тебе, мой друг, даю.
Ты права, я сознаю,
сном назвавши жизнь мою.
Раз надежды больше нет, —
мрак ли будет или свет,
сон иль явь, не все ль равно,
раз уж нет ее давно?
Все, что жизнь сулила мне,
было все — лишь сном во сне!
Над бушующей рекой
я стою, зажав рукой
горсть песчинок золотых —
только горсть! И даже их
не могу я удержать
и в пучину не ронять,
лишь могу рыдать, рыдать!
Боже, Боже! как сильней
мне их сжать в руке своей?
Неужели и одной
не спасти мне, Боже мой?
Неужели ж все, что мне
жизнь дает, — лишь сон во сне?..
Перевод Николая Бахтина (Новича)
В лоб тебя целую я,
И позволь мне, уходя,
Прошептать, печаль тая:
Ты была права вполне, —
Дни мои прошли во сне!
Упованье было сном;
Все равно, во мгле иль днем,
В дымном призраке иль нет,
Но оно прошло, как бред.
Все, что в мире зримо мне
Или мнится, — сон во сне.
Стою у бурных вод,
Кругом гроза растет;
Хранит моя рука
Горсть зернышек песка.
Как мало! Как скользят
Меж пальцев все назад…
И я в слезах, — в слезах:
О боже! как в руках
Сжать золотистый прах?
Пусть будет хоть одно
Зерно сохранено!
Все ль то, что зримо мне
Иль мнится, — сон во сне?
Перевод В. Брюсова
Поцелую в лоб тебя,
На прощание, любя.
Раз быть вместе — не судьба,
Я признаюсь: ты права,
Жизнь моя — как сон-трава.
В грёзах дни я проводил…
Без надежды, где взять сил?
День ли, ночь — не всё равно?
Лишь видение оно.
Всё что видим — это сон,
И в мечту он погружён.
Я стою — и жуткий вой
Окружает — то прибой
Мучит берег, берег мой.
И держу я в кулаке
Зёрен золотых, в песке…
Их немного! Но текут
Между пальцев, пальцы жгут.
Я же плачу — плачу я,
Слёз от Бога не тая!
Как могу их удержать?
Боже! вразуми, дай знать,
Как пресечь алчбу волны?
Неужели это сны?
Перевод Аделы Василой
Мечта во сне
Целую в лоб, — прощай! Прости!
Раз’единяются пути —
И завтра розно нам итти.
Я вижу: ты права была —
Все в жизни — Сновиденье, мгла.
Надежды отлетели прочь, —
Их день развеял, или ночь? —
Зачем гадать, искать ответ, —
Они мечта… их больше нет.
И всё, чем жили мы, поверь —
Виденья смутных снов теперь!
У моря буйного сижу
И за игрою волн слежу —
И слушаю хорал морской.
Я горсть песку зажал рукой —
Песчинки… мало… — и скользят
Меж пальцев, сыпятся назад —
К бежалостным волнам спешат.
Возможно-ль крепче руку сжать
И золотинки удержать?
— Туманятся глаза слезой:
Не сохранил я ни одной!
— Ужели всё, чем я живу,
Мечта — во сне — не наяву?
Перевод В. П. Фёдорова
Текст оригинала на английском языке
A Dream within a Dream
TAKE this kiss upon the brow!
And, in parting from you now,
Thus much let me avow —
You are not wrong, who deem
That my days have been a dream;
Yet if Hope has flown away
In a night, or in a day,
In a vision, or in none,
Is it therefore the less gone?
All that we see or seem
Is but a dream within a dream.
I stand amid the roar
Of a surf-tormented shore,
And I hold within my hand
Grains of the golden sand —
How few! yet how they creep
Through my fingers to the deep,
While I weep — while I weep!
O God! can I not grasp
Them with a tighter clasp?
O God! can I not save
One from the pitiless wave?
Is all that we see or seem
Is but a dream within a dream.
Другие стихотворения поэта:
- In Youth I have Known One
- To the River
- Sancta Maria
- The Divine Right of Kings
- Enigma
Распечатать стихотворение
Количество обращений к стихотворению: 4173
Последние стихотворения
Поддержать сайт
To English version
Источник
СОН ВО СНЕ
Пусть останется с тобой
Поцелуй прощальный мой!
От тебя я ухожу,
И тебе теперь скажу:
Не ошиблась ты в одном, —
Жизнь моя была лишь сном.
Но мечта, что сном жила,
Днем ли, ночью ли ушла,
Как виденье ли, как свет.
Чт о мне в том, — ее уж нет.
Все, что зрится, мнится мне,
Все есть только сон во сне.
Я стою на берегу,
Бурю взором стерегу.
И держу в руках своих
Горсть песчинок золотых.
Как они ласкают взгляд!
Как их мало! Как скользят
Все — меж пальцев — вниз, к волне,
К глубине — на горе мне!
Как их бег мне задержать,
Как сильнее руки сжать?
Сохранится ль хоть одна,
Или все возьмет волна?
Или то, что зримо мне,
Все, есть только сон во сне?
ЭЛЬДОРАДО
Между гор и долин
Едет рыцарь один,
Никого ему в мире не надо.
Он все едет вперед,
Он все песню поет,
Он замыслил найти Эльдорадо.
Но в скитаньях — один,
Дожил он до седин,
И погасла былая отрада.
Ездил рыцарь везде,
Но не встретил нигде,
Не нашел он нигде Эльдорадо.
И когда он устал,
Пред скитальцем предстал
Странный призрак — и шепчет: «Что надо?»
Тотчас рыцарь ему:
«Расскажи, не пойму,
Укажи, где страна Эльдорадо?»
И ответила Тень:
«Где рождается день,
Лунных Гор где чуть зрима громада.
Через ад, через рай,
Все вперед поезжай,
Если хочешь найти Эльдорадо!»
ПРИЛОЖЕНИЕ
Юношеская поэма Эдгара По
(в передаче прозой)
ПРИМЕЧАНИЕ.Поэма «Аль-Аарааф», воздушностью своей сходная с наиболее отвлеченными и красиво-туманными поэмами Шелли, была написана Эдгаром По в ранней юности, скорее в отрочестве, между 14-ю и 17-ю годами. Будучи как бы поэтическим текстом к еще не написанной — но долженствующей быть созданной — музыкальной симфонии, она чрезвычайно определительна для художественного чувства Эдгара По: в ней есть, в зачатке, Провидение многих позднейших его сказок и поэм.
К. Бальмонт
АЛЬ-ААРААФ [5]
Часть I
О! Ничто земное, только луч
(Цветами назад отброшенный) очей Красоты,
Как в тех садах, где день
Восходит из самоцветов Черкесских —
О! ничто земное, только журчанье
Сладкозвонное лесного ручейка —
Или (музыка сердцем страстного)
Радости голос тихонько так ускользающий,
Что, словно ропот в раковине,
Отзвук его длится и будет длиться —
О! ничто из наших прахов —
Но вся красота — все цветы,
Что слушают Любовь нашу, и красят наши рощи —
Расцвечивает тот мир дальний, дальний —
Звезду бродячую.
То было сладостное время для Нэзасэ — ибо там
Мир ее лежал, раскинувшись на золотом воздухе,
Близ четырех сверкающих солнц — покой на время
Оазис в пустыне благословенных.
Далеко-далеко — в морях лучей, что кружат
Горный свой блеск над безоковной душой
Душой, что едва лишь (волны столь сцепленны)
Прорваться может к ее предуказанной верховности —
К отдаленным сферам, время от времени, она мчалась,
И к нашей наконец, единой Богом возлюбленной —
Но, ныне, владычица царства, что на якоре,
Она взглянула в Бесконечность — и преклонила колени,
И, среди воскурений и вышне-осененных псалмов
Омывает в светах четвертичных свои ангельские члены.
Счастливейшая теперь, очаровательнейшая на той
дальней, чарующей земле,
Где «Помысл Красоты» родился,
(Прядями ниспадая средь множеств дрогнувших звезд,
Словно женские волосы средь жемчугов, доколе, вдали
Не зажглась она над холмами Ахейскими, и там пребыла)
Она взглянула в Бесконечность — и преклонила колени,
Пышные облака, сводами, над нею свивались —
Знаменья соответствующие прообразу мира ее —
Зримые лишь в Красоте — не нарушая созерцания
Другой красоты, искрящейся сквозь свет —
Прядь, что вилась вокруг каждой звездной формы,
И весь опаловый воздух красками окаймлен.
Торопливая бросилась она на колени на ложе
Из цветов: — были там лилии, как те, что вздымали главу
На красивом Мысе Дэукато [6] , и устремлялись
Так ревниво кругом, чтобы прильнуть
К летящим шагам той — гордость глубокая
Что любила смертного — и так умерла [7]
Сефалика, зацветающая юными пчелами,
Обвивала багряный свой стебель вокруг ее колен: —
И цветок-жемчужина — Требизондой прозванный [8]
Жилица высочайших звезд, где некогда пред ней поблекли
Все другие обольстительности: — медвяная роса того цветка
(Сказочный нектар, язычниками ведомый)
Дурманно-сладкий, падал каплями с Небес,
И пал на сады непрощенных
В Требизонд — и на один солнечный цветок
Столь подобный ей, вышней, что, и в этот час,
Все пребывает он, терзая пчелу,
Безумием и непривычной грезой: —
В Небесах, и по всей их округе, лист
И венчик волшебного растения в скорби
Безутешной томится — в скорби, что клонит главу его,
И безумьях раскаиваясь, что уж давно улетели,
Вздымая свою белую грудь к благовонному воздуху,
Как провинившаяся красота, которую пожурили, и она
стала еще более прекрасна: —
И Никтансии тоже, священные как свет,
Она боится овеять благовонием, делая благовонной ночь. —
И Клития была там самоуглубленная средь множества
Меж тем как упрямые слезы бегут по ее лепесткам. —
И этот цветок возжелавший, что вырос на Земле [10] —
И умер, прежде чем едва в рожденьи взнесся,
Пронзив свое сердце душистое дабы воспарить
Дорогой своей к Небесам из королевского сада: —
И лотосом Валиснерия, сюда заплывший [11]
В ратоборстве с водами Роны: —
И самый чарующий твой, пурпурный аромат, о, Занте! [12]
Isola d’oro — Fior di Levante!
И цвет Нелюмбо, что вечно и вечно колышется,
С Индусским богом любви уплывая вниз по священной
Красивые цветы, и волшебные! которым доверено
Вознести песни Богини, благоуханиями, до самых
«Дух! чья обитель — там,
В небе глубоком,
Где чудовищное и красивое
В красоте состязаются!
За чертой голубою —
Предел звезды,
Что отвращается при виде
Твоей преграды и границы —
Преграды пройденной
Кометами, что были низринуты
Со своей гордыни и со своих престолов —
Чтобы невольницами быть до конца —
Чтобы быть носительницами огня
(Красного огня сердец)
С быстротой, что не смеет утомляться,
И с болью, что не пройдет —
Ты, что живешь — это мы знаем —
В Вечности — мы это чувствуем —
Но тень на том челе
Дух какой разоблачит?
Хоть существа, которых твоя Нэзасэ,
Твоя вестница, ведала,
Грезили о твоей Бесконечности
Прообразе их собственной — [15]
Воля твоя свершена, О! Господи!
Звезда взнеслась высоко,
Чрез сонмы бурь, но она парит
Под жгучим твоим оком: —
И здесь, в помысле, тебе —
В помысле, что только и может
Взойти до царствия твоего, и там быть
Соучастником твоего престола —
Крылатой Мечтою [16]
Провозвестье мое даровано,
Пока тайна не станет ведома
В пределах Небес».
Она умолкла — и схоронила потом горящую свою щеку,
Смущенная, среди лилий там, ища
Убежища от пламенности Его ока;
Ибо звезды трепетали пред Божеством.
Она не шевелилась — не дышала — ибо голос был там,
Что торжественно преисполнял спокойный воздух!
Звук молчания в содрогнувшемся слухе,
Который грёза поэтов зовет «Музыкой сфер».
Наш мир — мир слов: — Спокойствие мы зовем
«Молчание» — которое есть простейшее слово из всех.
Вся Природа говорит, и даже воображаемые лики
Зыбят теневые звуки со своих привиденных крыл —
Но ах! не так, как, когда в царствах выси
Извечный глас Бога проходит,
И красные тлеют вихри в небе.
«Чт о в том, что миры по кругам бегут незримым [17] ,
Прикованы звеньями к малому строю, и к солнцу одному —
Где вся моя любовь — безумье, и толпа
Мнит, что ужасы мои лишь грозовые облака,
Буря, землетрясение, и ярость океана,
(Ах! хотят они перечить мне в моем гневном пути?) —
Что в том, что в мирах с единственным солнцем
Пески Времени становятся смутными, ускользая,
Он твой — мой блеск, так данный,
Дабы пронести мои тайны чрез вышнее Небо.
Покинь необитаемым твой кристаллический дом, и лети,
Со всей твоей свитой, сквозь лунное небо —
Разлучаясь — как светляки Сицилийской ночи [18]
И свей другим мирам сияние иное
Разоблачи тайны твоего посланничества
Тем гордым светилам, что искрятся — и, так, пребудь
Каждому сердцу преградой и заклятием,
Да не шатнутся звезды в грехе человека!»
Восстала дева в желтой ночи,
Едино-лунное повечерие! — на Земле мы предаем
Веру нашу единой любви — и единую луну обожаем —
Родина юной Красоты не имела иной.
Как эта желтая звезда взошла из пуховых часов,
Дева восстала от цветочного своего алтаря,
И дугой устремила свой путь — над озаренными горами
и дымными долами,
Но не покинула еще своего Теразейского царства. [19]
вернуться
5
Некая звезда открыта была Тихо-Браге, она появилась внезапно на небесах — достигла в несколько дней яркости, превышающей яркость Юпитера, — затем также внезапно исчезла и никогда с тех пор не была более увидена.
вернуться
8
Этот цветок весьма отмечен Леуэнхёком и Турнефором. Пчела, отведавшая его, пьянеет.
вернуться
9
Клития ChrysanthemumPeruvianum, или употребляя более известное выражение, подсолнечник — что непрестанно обращается к Солнцу, прикрываясь, — как Перу — страна, откуда он родом, — дымкой росы, которая прохлаждает и освежает его цветы днем во время наиболее жестокой жары. — В. de St. Pierre.
вернуться
10
Его разводят в королевских садах в Париже, известный разряд змеевидного алоэ без колючек, большой красивый цветок которого выдыхает сильный запах ванили во время своего цветения, весьма кратковременного. Он расцветает около июля месяца; вы замечаете тогда, как постепенно раскрываются его лепестки, распускаются, вянут и умирают. — St. Pierre.
вернуться
11
Можно находить на Роне красивую лилию из рода Валиснерия. Стебель ее тянется на протяжении трех или четырех футов — поддерживая таким образом венчик в речной зыби над водой.
вернуться
13
Есть Индусское предание, что Купидон был впервые увиден плывущим на одном из этих цветков вниз по реке Гангу, и что он все еще любит колыбель своего младенчества. (Nelumbum — розовый лотос. К. Б.).
вернуться
14
И чаши златые, полные благовоний, которые суть молитвы святых. — Rev. of St. John.
вернуться
15
Гуманисты утверждали, что Бог должен быть разумеем как имеющий воистину человеческий облик. — См. Clarke’s Sermons, vol., p. 26.
Все свойство замысла Мильтона вынуждало его придерживаться языка, который, как показалось бы на первый взгляд, приводил его к их учению; но немедленно убеждаешься, что он охраняет себя от обвинения в приверженности к одному из самых невежественных заблуждений темных веков церкви. — Dr. Summer’s Notes on Milton ‘s Christian Doctrine.
Мнение это, несмотря на многие свидетельства обратного, никогда не могло стать достаточно общим. Андей, некий Сириец из Месопотамии, был осужден за это мнение, как еретик. Он жил в начале четвертого века. Ученики его назывались Антропоморфисты. — См. Du Pin.
Среди малых поэм Мильтона есть такие строки:
Dicite sacrorum praesides nemorum Deae, etc,
Quis ille primus eujus ex imagine
Natura solers finxit numanum genus?
Eternus, incorruptus, aequaevus polo,
Unusque et universus exemplar Dei!
И дальше,
Non cui profundum Caecitas lumen dedit
Dircaeus augur vidit hune alto sinu, etc.
вернуться
16
Seltsamen Tochter Jovis
Seinem Schosskinde
Der Phantasie.
Goethe.
вернуться
17
Незримые — слишком малые, чтоб быть зримыми. — Leqqe.
вернуться
18
Я часто замечал особенное движение светляков: — они собираются все вместе, и разлетаются, из общего средоточья, бесчисленными лучами-радиусами.
вернуться
19
therasaea или terasea, остров, упоминаемый Сенекой, который, в один миг, возник из моря на глазах изумленных моряков.
Источник
Эдгар Аллан По, портрет
Сон во сне Эдгара Аллана По, от Джулии Рене Филэн
«Сон во сне», стихотворение Эдгара Аллана По, опубликованное в 1849, это стихотворение беседа, прощание с возлюбленной и согласие с её утверждением, что прожитые моменты были лишь сном. Воспоминания о времени, проведённом с возлюбленной были счастливыми, но автор скорбит о том, что эти моменты, или этот сон, уже в прошлом. Волна, от которой автор тщится сохранить хоть одну песчинку воспоминаний – это аналогия с безжалостным временем (22). Стоит вопрос о том, была ли жизнь лишь сном. Автор просит Бога вмешаться: «/Господи/, сохранится ль хоть одна (21), или все возьмёт волна (22)». Крушение иллюзий жестоко, описано как «буря» (13), и это заставляет автора страдать. Свои воспоминания автор описывает как «горсть песчинок золотых» (15). «Сон во сне» это воспоминания, которые реальны или нереальны. Нереальные, иллюзорные воспоминания сокровенны для автора, а настоящие, реальные – это нечто внешнее.
Автор вопрошает реальность о мечте, которая жила сном и ушла днём ли, ночью ли, как виденье ли, как свет, задается вопросом, был ли это только сон, если это закончилось? Он задается этим вопросом, стоя на берегу, наблюдая бурю, пытаясь удержать в руках горсть золотых песчинок. Финальный вопрос: «Или все, что зримо мне (23), Все есть только сон во сне? (24)». Его вопрос состоит в том, является ли то, что он видит, реальностью, является ли то, что он ощущает реальностью, или и то и другое это фантазия внутри фантазии. Автору хочется сохранить ощущение, что его воспоминания реальны, но, по мере того, как проходит время (волнами уносит золотой песок), ему все больше кажется, что это было только фантазией.
Антонио Переда, «Сон рыцаря». Холст и масло. Королевская академия изящных искусств Сан-Фернандо, Calle de Alcala, Madrid. 1655
Это готическое стихотворение. Готические стихотворения принято определять как крайне эмоциональные, по своей природе возвышенные, с беспокойной атмосферой. Они психологически тревожны, загадочны и темны, вдохновлены разочарованием, отчаянием, безумием или смертью. Все эти характеристики мы видим в двух строчках: «/Господи/, сохранится ль хоть одна (21), Или все возьмёт волна (22)». Сильнейшие эмоции, разочарование, отчаяние и страх смерти мы можем идентифицировать, когда автор восклицает «Oh God! (Господи!)» (21). Трепет, присущий возвышенному, мы видим, когда автор понимает, что все песчинки заберёт волна. Тревожная атмосфера ощущается в характеристике, которую автор даёт волнам/времени: «pitiless (безжалостные)» (22). Автор плачет о сверхъестественной силе, доведённый до отчаяния тревогой о том, что не может сохранить воспоминаний. Автор персонифицирует волны, наделяя их человеческим качеством: безжалостностью: им нет дела до его стремлений. Как песчинки золотого песка жизнь и самые ценные воспоминания утекают сквозь его пальцы с течением времени, так же как волна размывает песок на берегу.
Стихотворение состоит из двух стансов и двух двустиший. Первый станс – это строчки от первой до десятой, второй – от тринадцатой до двадцать четвёртой (В переводе К. Бальмонта). Двустишия – это одиннадцатая и двенадцатая строчки и двадцать пятая и двадцать шестая. Первый станс – это ответ на утверждение, сделанное возлюбленной и наставление ей. По соглашается: «Не ошиблась ты в одном (4), Жизнь моя была лишь сном (5)». Остальное стихотворение – это отклик на это утверждение. Автор формулирует вопрос по мере того, как мечта уходит днём ли, ночью ли, как виденье, и её не остаётся.
Фюссли, Иоган Генрих. «Nachtmahr» (Ночной кошмар). Холст и масло. Freies Deutsches Hochstift, Франкфурт-на-Майне, Германия, 1802
Второй станс – строчки с тринадцатой по двадцать четвертую. Он построен из сочетаний глаголов с личным местоимением: «Я стою» (12), «Я стерегу» (13), «Я держу» (14). Автор стоит на берегу, стережёт бурю и держит в руках песчинки воспоминаний, он молит о том, чтобы спасти хотя бы одно воспоминание от течения времени. Как автор просит об этом? Он стоит на берегу лицом к лицу с жестоким штормом. Что происходит с песком? Он утекает сквозь его пальцы. Что происходит, когда он теряет песчинки воспоминаний? Он плачет о них. Что автор может сделать с этим? Он молит Бога о том, чтобы сохранить хотя бы одно драгоценное воспоминание от течения времени.
Одиннадцатая и двенадцатая и двадцать пятая с двадцать шестой строчки – это двустишия. Они состоят из двух зарифмованных строчек, но метр и размер не совпадают. Эти двустишия – это эпиграммы. Они короткие, меткие и запоминающиеся. Например, «Все, что зрится, мнится мне (11), Все есть только сон во сне (12)», и следующее: «Или все, что зримо мне (25), Все есть только сон во сне (26)» – запоминающиеся строчки с аллитерацией и ассонансом. Аллитерацию: звук «s» в словах «see» и «seem» (10) и звук «d» в повторяемом несколько раз «dream» (11), (24). Ассонанс представлен звуком «ее» в словах «see», «seems», «dream» (10), (11), (23), (24). Аллитерация и ассонанс в обоих случаях создают внутренний ритм двустиший. Первое двустишие – ответ на вопрос, потеряны ли воспоминания. Ответ утвердительный. Второе – ответ на вопрос о том, мог бы автор сохранить одно из воспоминаний от течения времени. Ответ – молитва о положительном ответе.
Карл Брюллов (1799-1852). «Сон монашки». Холст и масло. 19 век
Это стихотворение рифмованное. В первом стансе рифма: AAABBCCDDBB, во втором: EEFFGGGHHIIBB. У них есть размер и метр: первая строчка – трехстопный хорей, вторая – трехстопный хорей, третья – трехстопный ямб, четвёртая – трехстопный ямб, в пятой строчке четыре стопы, три из которых ямбические, четвёртая – спондеическая. В шестой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В седьмой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В восьмой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В девятой строчке четыре стопы, три из которых ямбические, четвёртая – спондеическая. Десятая строчка – трехстопный ямб. Одиннадцатая – четырехстопный ямб. Двенадцатая – четырехстопный ямб. В тринадцатой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В четырнадцатой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В пятнадцатой строчке три стопы, первая хореическая, вторые две ямбические. Шестнадцатая строчка – трехстопный ямб. В семнадцатой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В восемнадцатой строчке в середине присутствует цезура, что показывает дефис; в ней три хореические стопы и одна спондеическая. Девятнадцатая строчка – это трехстопный ямб, двадцатая строчка – трехстопный ямб, двадцать первая строчка – трехстопный ямб, двадцать вторая строчка – трехстопный ямб. В двадцать третьей строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. В двадцать четвёртой строчке четыре стопы, три из которых хореические, четвёртая – спондеическая. Изменения в метре и ритме не соответствуют рисунку рифмы, двустишия не совпадают по метру и ритму, но совпадают по рифме.
Винсент ван Гог, «Ночная терраса кафе». Холст и масло. Музей Креллер-Мюллер. Оттерло, Нидерланды. 1888
У автора есть шесть вариаций: ритм меняется от трехстопного к четырехстопному, метр от ямба к хорею и спондею. Для читателя ямб выглядит более спокойным, чем хорей. Хорей более экспрессивен убедителен. С помощью спондея автор подчеркивает важные слова, такие как “dream” (5), “away” (6), “day” (7), “none” (8), “gone” (9), “shore” (13), “hand” (14), “deep” (17), “weep” (18), “seems” (23), “dream” (24). Если я проводу свои дни в мечтах, значит ли это, что все эти мечты уйдут? Я стою на берегу, а мечты ускользают в небытие. Я плачу о том, что мои воспоминания были всего лишь сном. Это стихотворение об отчаянии, что видно из тонического выделения слов: ‘gone’ (9), ‘All’ (10), ‘One’ (22), and ‘all’ (23). Читатель остаётся перед вопросом, исчезают ли наши все воспоминания, реальные или нереальные, с течением времени.
Стихотворение:
“A Dream within a Dream,” by Edgar Allen Poe
(1) Take this kiss upon the brow!
(2) And, in parting from you now,
(3) Thus much let me avow―
(4) You are not wrong, you deem
(5) That my days have been a dream:
(6) Yet if hope has flown away
(7) In a night, or in a day,
(8) In a vision or in none,
(9) Is it therefore the less ‘gone’?
Винсент ван Гог, «На пороге вечности». Холст и масло. Музей Креллер-Мюллер. Оттерло, Нидерланды. 1890
(10) ‘All’ that we see or seem
(11) Is but a dream within a dream.
(12) I stand amid the roar
(13) Of a surf-tormented shore,
(14) And I hold within my hand
(15) Grains of the golden sand
(16) How few! Yet how they creep
(17) Through my fingers to the deep
(18) While I weep―while I weep!
(19) O God! Can I not grasp
(20) Them with a tighter clasp?
(21) O God! Can I not save
(22) ‘One’ from the pitiless wave?
(23) Is ‘all’ that we see or seem
(24) But a dream within a dream?
Эдвард Мунк. «Крик». Национальная галерея. Осло, Норвегия, 1893
Перевод К. Бальмонта:
Пусть останется с тобой
Поцелуй прощальный мой!
От тебя я ухожу,
И тебе теперь скажу:
Не ошиблась ты в одном, –
Жизнь моя была лишь сном.
Но мечта, что сном жила,
Днем ли, ночью ли ушла,
Как виденье ли, как свет,
Что мне в том, – ее уж нет.
Все, что зрится, мнится мне,
Все есть только сон во сне.
Я стою на берегу,
Бурю взором стерегу.
И держу в руках своих
Горсть песчинок золотых.
Как они ласкают взгляд!
Как их мало! Как скользят
Все – меж пальцев – вниз, к волне,
К глубине – на горе мне!
Как их бег мне задержать,
Как сильнее руки сжать?
Сохранится ль хоть одна,
Или все возьмет волна?
Или то, что зримо мне,
Все есть только сон во сне?
(1901)
Константин Дмитриевич Бальмо́нт (3 июня 1867 — 23 декабря 1942) — поэт-символист, переводчик, эссеист, один из виднейших представителей русской поэзии Серебряного века. Опубликовал 35 поэтических сборников, 20 книг прозы, переводил с многих языков (Уильям Блейк, Эдгар Аллан По, Перси Биш Шелли, Оскар Уайльд, Герхарт Гауптман, Шарль Бодлер, Герман Зудерман; испанские песни, словацкий, грузинский эпос, югославская, болгарская, литовская, мексиканская, японская поэзия). Автор автобиографической прозы, мемуаров, филологических трактатов, историко-литературных исследований и критических эссе.
Эдгар Аллан По, подпись
Julie Renee Phelan
dantealighierithedivinecomedy.com
Источник